Если смотреть на этот удивительный, разрастающийся не по дням, а по часам город, у которого не совсем ясно, где центр и где окраины, глазами обывателя, то можно увидеть много недостатков, хотя, присмотревшись, обнаружить и немало весьма привлекательного. Можно любить его, можно относиться безразлично, может быть – даже и ненавидеть. Но если глянуть на него глазами краеведа, то не влюбиться в него нельзя.
Вот и я хочу сказать несколько слов (ну, как получится!) о достаточно далеком физически от меня городе, но ставшем близким и почти родным благодаря именно его истории и благодаря таким замечательным людям как Антонина Николаевна Слепнева, Борис Тимофеевич Червяков, Олег Александрович Ивлев, Наталья Александровна Сотникова, Евгений Ильич Тихомиров. Это те люди, которых я знал лично, и которые произвели на меня такое впечатление, что по ним я мерю и весь город. Наверняка таких масштабных личностей было и есть у вас гораздо больше, но я знаю или знал именно их…
Я живу и работаю в Черноголовке, научном городке, расположенном не меньше чем в 30 км отсюда. В свободное время занимаюсь, да, краеведением, но Богородским краем, в основном даже Ногинским районом, а совсем не Балашихинским и не городом Железнодорожным. Но здесь почти полтора века весьма затейливо проходила граница Богородского и Московского уездов, двух самых промышленно развитых уездов Российской империи. Пехорка была очень близка к этой границе, еще в середине 1920-х годов этакий аппендикс Богородского уезда вдавался в Московский, максимально приближаясь к нынешней Москве и числя в себе Обираловку, Саввино, Новую, Русавкино, Полтево и даже, похоже, Корнево. Поэтому если поискать, то и в самом Железнодорожном и в его окрестностях немало от бывшего Богородского уезда. Об этом тоже я хочу сказать в своем, пусть и отрывочном таком, даже лихорадочном выступлении. Его, кстати, можно было бы еще назвать, несколько, правда, претенциозно: «Железнодорожный в истории России, Богородского уезда и в моей жизни»…
Три исторические дороги ведут из Москвы на восток: Стромынка, Владимирка, Носовиха. На все три вышла теперь Балашиха, нависая страшно (может, и не страшно) и над Железнодорожным. По всем трем шоссе приходится ездить. И везде пересекать речку Пехорку. Вот что для меня лично связывает наши и ваши места – эта незаметная, тыщу раз перегороженная Пехорка, исхоженная в свое время Червяковым от истока до устья. В верховьях ее - в Алексеевской роще - стоял когда-то Меншиковский дворец, чуть пониже Покровская церковь работы самого Бове, еще ниже Балашинская мануфактура, еще ниже Кучино, в котором речка перестала быть работницей-ткачихой, а стала научной сотрудницей, обеспечивая теперь уже гидродинамическую лабораторию Д.П.Рябушинского. По этой причине я называю ее рекой русской науки, в отличии от простоватой Клязьмы – реки русской промышленности и своенравной Вори – реки русского искусства. Пехорка - научница еще и потому, что впадает в Москву-реку у крупнейшего еще недавно научного центра каким был город Жуковский, фамилия Н.Е. Жуковского тесно связана, как известно, и с вашим городом.
Три главных исторических поселка – Кучино, Обираловка и Саввино – составляли да и составляют на мой взгляд не совсем сросшуюся даже сейчас (про Павлино уж совсем не говорим), но все же достаточно прочную основу вашего города, хотя можно выделить и другие его районы и вы все это знаете лучше меня. И все же именно это – три источника и три составные части всего местного «историзма».
Мое знакомство с Железнодорожным началось с Кучина. Что для Черноголовки было Кучино в начале 80-х? Для женщин, даже научных, оно было известно своим магазином мерного лоскута, для большинства же, наверное - своим хором, точнее – хоровой студией «Пионерия», часто звучавшей по радио. Кто-то знал про Гидрометтехникум и Керамкомбинат. И никто практически не знал про дворян Рюминых, купцов Рябушинских и поэта Андрея Белого в Кучино…
Но я искал там и не то, и не другое, я искал там КАИ – так для себя обозначил сокращенно Кучинский аэродинамический институт. Занимаясь много лет историей московского купечества, его профессиональной деятельностью и благотворительностью, особое внимание обращал я на чрезвычайно редкие случаи того, что я называл «научным меценатством». Как физику по образованию и научному сотруднику академического института мне это было особенно интересно. И, конечно, случай КАИ был выдающимся, выходящим за все рамки, в том числе и собственно меценатства (поначалу мыслилось, что Дмитрий Павлович предоставлял возможность научной работы Жуковскому, Бубекину и др., а сам…, а сам – так, сбоку, деньги давал: все мы помнили великолепный, хоть и тенденциозный по-советски, конечно, фильм «Жуковский»).
В 1982 году было столетие Д.П. Рябушинского, приближалось 80-летие КАИ. Кстати, завтра, дорогие друзья, исполняется Дмитрию Павловичу 127 лет, и 47 из них он лежит на Сент-Женевьев. Помянем его память…
Так вот, наверное, - летом 82-го, а может – и 81-го (музея на Новой еще не было или только-только он появился), я и оказался впервые в Кучино с 7-летним своим сыном. Мы искупались тогда в весьма холодной Пехорке, довольно близко подошли к деревянному срубу КАИ, совершенно свободно гуляли по территории техникума и ГАИШа. И получили, что называется, первое впечатление….
В те же годы произошло мое знакомство с архитектором-реставратором В.П. Лариным, фанатом Шехтеля и таким же горячим любителем семейства Рябушинских, поскольку главным делом его жизни стала реставрация дома-музея Горького у Никитских ворот – бывшего особняка Степана Павловича Рябушинского (3-имение (?) или Степино здесь в Кучино, теперь несуществующее). На почве общих интересов мы стали друзьями.
В 1982-84 гг. хотели мы отметить 80-летие, как уже говорилось, КАИ. Я работал в Ленинке, получил спецразрешение поработать в библиотеке и фондах Музея Жуковского на ул. Радио. В результате написал большую, не менее 20 стр., статью (редактировал ее частично мой знакомый В.Матусевич, оставивший, между прочим, впоследствии для истории «Записки редактора», интересные и тоже тенденциозные, только уже по-демократически). Предназначалась статья для журнала «Наука и жизнь». Володя Ларин сотрудничал в этом журнале по части квартирного дизайна, он специально встречался с главным редактором Лаговским и по нашей части. Тот обещал, но когда непосредственно увидел в рукописи, сколько там про Рябушинского, благоразумие, естественно, продиктовало ему естественный ответ: «Не время!..»
Удалось тогда опубликовать только несколько небольших статей в газетах «Воздушный транспорт», «Ленинское знамя» и т.п. Тем не менее, удалось. Прикрывая, конечно, всегда Дмитрия Павловича Николаем Егоровичем, иначе и быть не могло.
Продолжал я изучать личную библиотеку Жуковского, особо сильное впечатление произвели на меня тома «Трудов» КАИ – они назывались, однако, «бюллетенями» и представляли увесистые фолианты на прекрасной бумаге и на французском языке. Правда, я почти ничего не понимал во французском, но по латинским корням догадывался, о чем это там Д.П. писал 80 лет назад. Заведующей музеем Н.Е. Жуковского была древняя старушка, бывшая сотрудница Чаплыгина, боготворившая шефа и весьма нелестно отзывавшаяся о Рябушинском. Мы с ней время от времени беседовали, она ругала почти все современные статьи и все говорила с укором: «Что вот и вы тут напишите!?» Но работать не препятствовала…
Ну а в Кучино я стал бывать более или менее регулярно, конспектировал в музее один из немногих ценных источников того времени - весьма информативные и более или менее объективные воспоминания Успенского, разговаривал со старожилами, познакомился с Б.Т. Червяковым и А.Н. Слепневой.
И о том и о другой надо бы рассказать побольше, но из-за недостатка времени скажу, что совершенно несравненную роль сыграла для истории КАИ именно Антонина Николаевна.
В последние годы жизни она уже больше говорила о Белом, его даче, музее. Андрей Белый - это несомненно один из исторических брэндов Кучина. А Антонина Николаевна, надеюсь, навсегда вошла в золотую книгу местного краеведения. Она проделала гигантскую эволюцию. Будучи заместителем директора Метеотехникума, поломала многое там из старого и настроила новое, а потом приложила массу усилий для сохранения исторической памяти. Это она упрашивала меня, чтобы я приехал и рассказал студентам о Рябушинских. Я приезжал и рассказывал. И это были настоящие «Рябушинские чтения», они продолжались несколько лет. Это она попросила меня написать текст для мемориальной доски на КАИ. И я написал, а она пробила изготовление этой доски (даже, вроде, двух), этапы эпопеи можно проследить по ее письмам мне. В 93-м или 94-м мы доску эту торжественно открывали в присутствии дочери Д.П. – Александры Дмитриевны и внучки Мариам. Это был, несомненно, большой праздник, важное событие, но дочь обиженно шептала мне, что на первом месте стоит Н.Е. Жуковский, которого она, как мне показалось, не только недооценивала, но почему-то и недолюбливала… Мы встречались с ней потом еще в шикарном номере гостиницы «Украина».
Довершая эту тему, скажу, что 120-летие Д.П. мы отмечали в Московском Доме ученых. Высокопрофессиональные математики и гидродинамики отмечали, что методы, разработанные Рябушинским, и схемы, им предложенные, экспериментальные и теоретические результаты, им полученные, «работают» до сих пор и широко используются. Запомнился тот вечер еще и возникшей полемикой между проф. Г.К. Михайловым и сотрудницей музея Горького, матерью известного церковного краеведа о.Олега Пэнэжко. Михайлов - автор очень хорошей статьи о Д.П. в «Вестнике Академии наук», после которой я уже не решался публиковать свою, хотя, возможно, и зря: они рассчитаны были на разные, что называется, аудитории…
Обращаюсь снова к проблеме сохранения исторического наследия, стоящей сейчас еще острее, чем в советское время. Хочется обратиться к городу, к властям, к жителям: Расти и процветай город Железнодорожный, но будь внимателен к истории, береги, сохраняй то немногое, совсем немногое, что нам осталось от богатейшей когда-то материальной культуры предков! Ведь посмотрите что делается - жгут Павловский Посад, сожгли Богородск, сожгли в Кучине Аэродинамический институт, пусть это уже и были мастерские Метеослужбы. Проезжая в электричке, я обязательно садился на сторону КАИ и каждый раз высматривал его красную (или зеленую?) крышу (яркая такая была), когда видел, - улыбался и говорил про себя как старому знакомому: «Ну что, жив курилка?!» И вот его нет. Я встаю на колени, КАИ достоин того. Первый в России, первый в Европе, второй всего на Земном шаре – аэрогидродинамический, авиационный, ракетный. Да и вообще – первый в России научный институт мирового значения. Да здесь должны были бы ученые присягу давать на верность науке наподобие клятвы Гиппократа у медиков, только в данном случае что-нибудь типа Жуковского-Рябушинского!
И Учитель и Ученик прославили отечественную науку на весь мир, сохраняли преданность ей, занимались ею до последних буквально дней жизни, и тот и другой своими открытиями прославили и Ваш город. В нем по праву есть улицы Жуковского и Чаплыгина. По еще большему праву и в полный комплект к этим в нем должна быть и улица Дмитрия Павловича Рябушинского!
Ну а далее, коллеги, совсем уж кратко, а то затянулось мое объяснение в любви к Кучину.
От Рябушинских, ставших теперь общим местом всех публикаций о Железнодорожном (было же, повторю, совсем-совсем не так) перейдем к другим славным фамилиям вашего города, вашей истории. И как во многих случаях оказывается – касающимся, и часто – тесно – и Богородского соседнего края.
В те же 80-е годы лазил я и по котлованам, точнее бывшим карьерам, по другую сторону железной дороги. Показывали мне какой-то не очень старый, по-моему, дом и говорили, что это «дом Милованихи». Проверить теперь, наверное, трудно или даже невозможно. Милованиха интересовала меня как представитель семьи, близкой к Морозовым (а я Морозовыми занимаюсь больше 30 лет) и даже породнившейся с ними. Евдокия Иосифовна Милованова (1822-66), сестра Дмитрия Осиповича, была замужем за Андреем Захаровичем Морозовым (1821-71), дядей знаменитейшего в наших краях глуховского Морозова - Арсения Ивановича. Про потомство этой пары неизвестно, но похоронены оба во втором Морозовском некрополе на Рогожском кладбище. Дети Арсения Ивановича Морозова и дети Павла Михайловича Рябушинского, как в свое время выяснено нами, оказывается, тоже в родстве – они двоюродные братья и сестры. Что немаловажно учитывать, изучая историю и экономики и общества. А я вспоминаю свою встречу с внучкой Арсения Ивановича, уже чрезвычайно старой, сразу начинавшей плакать при словах Рябушинские, Кучино, Глухово…
И что еще интересно – Морозовы – бывшие крепостные господ Рюминых, основателей кучинской усадьбы. Крепостными Рюминых были и были отпущены на волю (ну, не за просто так, конечно) не только Морозовы, но и Зимины, Кононовы, Медведевы, Брызгалины. И, например, Коровины, из которых вышли наши знаменитые художники.
Перед Рюмиными, напомню, владельцами деревни Кучино были Румянцевы и министр полиции Балашев, но усадьбы тогда, видимо, еще не существовало. После Рюминых усадьба принадлежала Алексеевым, которые, кстати, вопреки В.Г. Фролову, никогда не были староверами, и которые построили тот не совсем, быть может, изящный дом, который и ломала в 60-е годы наша Антонина Николаевна. От Алексеевых же он достался Рябушинским и точнее – Д.П. Рябушинскому и его супруге Вере Сергеевне, урожденной Зыбиной, племяннице князя Тенишева. Кто читал, то помнит, что сама известнейшая меценатка и благотворительница княгиня Тенишева очень неважно отзывалась о Зыбиных. Кучинские крестьяне, впрочем, об одной Зыбиной - Вере Сергеевне, - тоже. Зато она написала книжку из 6 страниц, посвященную…. разведению крупного рогатого скота! Зато дочка Д.П. и В.С. – Мария стала художницей - как и у супермиллионера Н.А. Второва, основателя Электростали, - но получившей гораздо большую известность. Жизнь ее оборвалась в результате катастрофы.
Кучино связано и с другими родственниками Рябушинских. Евгения Павловна была замужем за Сергеем Сергеевичем Смирновым, водочником, но другой уже фирмы (В.Г. Фролов ошибся и в этом отношении в своем обширном и весьма ценном описании Кучина), располагавшейся на той же набережной , что и знаменитый «Дом на набережной». Сергей Сергеевич приходился всего только двоюродным племянником Петру Арсеньевичу, водочному королю России. Несомненно, бывали в Кучино супруги Носовы. Холодную англизированную амазонку Фиму Носову знаем теперь, наверное, все мы, знаем по портретам Сомова, Головина, Голубкиной. А вот успела ли здесь побывать одна из самых знаменитых (в будущем, конечно) балерин мира Татьяна Рябушинская, дочь Михаила Павловича, родившаяся в 1916 г ., - неизвестно. Но наверное, все же подышать свежим воздухом у нашей Пехорки вывозила мама младенца сюда из шикарного особняка на Спиридоновке (бывшего - Саввы Морозова).
Вернемся, однако, к нашим кирпичам, ставшим в известной мере визитной карточкой Железнодорожного.
Всем известно про миловановский кирпич, из которого построены многие знаменитые здания в Москве. Но были и другие заводы, более, правда, мелкие. Например, завод богородского купца Сергея Григорьевича Куприянова. Куприяновы всего лишь Куприяновы, не самая знаменитая фамилия, конечно. Но они в родстве с Елагиными, Усковыми и пр. и пр. Даже с Каштановыми, создателями одного из крупнейших объединений русской промышленности и банковского капитала (сравнимого, наверное, только с Второвым и Рябушинскими). И с Мироновыми в родстве, шерстяными фабрикантами из Большого Бунькова, которые их, родственников своих Куприяновых, и разорили. Так тоже бывало, не будем идеализировать купцов наших купчиков: родство родством, а за хорошую прибыль шли на все. Читали у Маркса. Да Маркса никто и не отменял…
О Куприяновых сейчас немало написано, в основном благодаря Надежде Ивановне Якушевой и ее сыну Сергею Ивановичу. Лежат Куприяновы в Троицком-Кайнарджи.
А вот где лежат Мироновы, пока мы точно не знаем, старики-то упокоились в селе Богослово (перед Буньковым). Знаем, что Мироновы связаны с Железнодорожным напрямую. И уже не с поселком Кучино, а с дачным поселком Ольгино, или Жилгородком по-нынешнему. Да и в правду, нам пора уже давно выбираться из Кучина. Как мы говорили это совсем не единственный источник Железнодорожного. Есть и Ольгино, например. История его всем здесь сидящим наверняка известна, известны и имена Мироновых – его основателей – Федор Михайлович и Ольга Герасимовна. Все те же, буньковские. Потянуло, знать, поближе к жертвам… Не стану повторять старое, а заведу, пожалуй, новую интригу. Недавно были опубликованы предсмертные дневники великого пастыря России о.Иоанна Кронштадтского. И в дневниках этих фигурируют его ближайшие московские друзья и духовные дети. Кто же это? Александр Семенович и Елена Михайловна Мироновы, жившие на Старой Басманной. Конечно, фамилия популярная, как говорится, но Александр Семенович – потомственный почетный гражданин и фабрикант, как и все буньковские. И Семены в этом роду были. Надо, надо покопать родословие! И с разорителями разобраться и с возможными друзьями Праведного. В Железнодорожном, оказывается, есть православная гимназия, и носит она имя И.Кронштадтского. Может вполне оказаться, что это еще и провидчески правильно, если окажется, что ваши (и наши, богородские!) Мироновы имеют прямое отношение к тем, близким о.Иоанна!
А теперь устремимся в Саввино. Оно важно для меня по двум причинам. Как место нахождения сначала самостоятельной морозовско-поляковской фабрики, а потом – части Товарищества Никольской мануфактуры Викула Морозова. И как фабричный центр Богородского, именно еще Богородского уезда. Если с Кучино связи наши были опосредствованные (родство, использование кирпича или регулярные запуски шаров-зондов в КАИ, которые регулярно приземлялись в нашем уезде, а богородские мужики везли их в Кучино и получали за это на чай и на водку), так вот - если связи с нашим уездом были, но не совсем прямые, то здесь просто наша, пусть и бывшая, территория. Напомню, что к богородской еще тогда станции Обираловке тяготели богородские же тогда деревни и села:
Русавкино – в середине 19-го века часть принадлежала ведомству Госимуществ, а часть - кн. Ухтомской Марии Дмитриевне.
Копнино – полностью Госимуществ.
Сергеевская (Обираловка) - Голицына кн. Андрея Петровича, а и было-то всего 6 дворов. Названа же в честь того, сына фельдмаршала, что в мавзолее лежит в Кайнарджи.
Саввино (Спасское) - Голицына кн Андрея Петр, 13 дворов.
Пуршево - кн Голицыной Варвары Сергеевны.
Полушкино - Ухтомской кн. Марьи Дмитриевны.
Полтево (Никольское) - гр. Остермана-Толстого, это село было немаленькое, ок. 500 жителей, 51 двор, по 9-10 человек в семье получается.
Милеты - Ухтомской опять кн. Марии Дмитриевны. Там и школа. Купцы Орловы, Сергей Васильевич, в частности, у него красильня там, церковь построили.
Да, хорошо и правильно вспомнить богородских помещиков. Но все же давайте поближе к фабричному Саввину. Помимо Кучина, меня ваш город интересовал прежде всего именно как памятное Морозовское место. В музее 80-х я с восхищением смотрел на огромные, чуть ли не 20 см в диаметре, печати с морозовско-поляковской фабрики (Т-во Саввинской ман-ры В.Морозова, И.Полякова и Ко). Видимо, ставили такие штампы на ткани. Печати видел, но саму фабрику так и не видел, а она тогда вполне успешно работала (в составе чего-то или самостоятельно вполне?).
О Поляковых я много слышал от Ольги Ивановны Морозовой-Свидерской, внучки Викула Елисеевича и дочки Ивана Викуловича Морозова, с которой много лет дружил. Рассказывала она мне и о Поляковых, особенно высоко отзываясь о самом Иване Кондратьевиче. Отец ее, главный на семейной фирме, мог быть спокоен, когда какие-то дела решал один из директоров Правления И.К. Поляков. Он начинал мальчиком еще при Елисее, чрезвычайно набожном, которому очень понравилось чтение Ваней старообрядческих книг (потом Ваня одного из сыновей назовет в честь первого шефа). В конце концов стал Поляков не только миллионером, владельцем и совладельцем предприятитя, но и вошел в совет очень крупного Волжско-Камского банка, основанного В.А. Кокоревым, тоже, кстати, беспоповцем и свойственником Морозовых. Об авторитете И.К. говорит и такой факт: 33 года был он выборным Московского биржевого общества – очень авторитетной организации. Такого, пожалуй, больше история МБО не помнит!
Жили Поляковы в Лялином пер., буквально через дом или два от особняка Викула (затем – Алексея Викуловича), что тоже было очень удобно. Сыновья И.К. были разные, так, один руководил Саввинской фабрикой, другой стал известным орнитологом, занимался наукой даже когда сидел на Соловках.
Короче говоря, слышал я о поселке Саввино много, а до последнего времени там не был. И вот в начале этого года Е.И. Тихомиров свозил нас с Е.Н. Масловым, большим богородским краеведом, туда, а еще и в окрестности Железнодорожного. Замечательная это была поездка.
И печальная тоже. Нет теперь Саввинской фабрики, как и всей нашей промышленности. Есть склады иностранной продукции, а производства нет... Доживает свой век один из поляковских домов, другого, с интерьерами Бондаренко, уже нет. Да много чего нет. Мать Олега Попова там лежит, а сам «солнечный клоун» с 92-го года в Германии…
И еще понял я, что совершенно еще не знаю этот город и что в нем и округе его масса еще интересного, неизведанного и даже таинственного. Масоны князья Ухтомские, масоны Голицыны, масонский какой-то, считай, центр в Кайнарджи. Даже страшновато делается от этих тайных обществ. Вот в Милете – все Ухтомские масоны. Сын Марии Дмитриевны Сергей Александрович (р.1831) – тоже, естественно. В 1859 находился в Париже, вернулся в Россию и начал масонить, в 1878-84 хоть и коллежский секретарь всего, а депутат дворянства Богородского уезда! Жена Морголи Людмила Михайловна (ум. 1911), тоже, наверное, при ложе, хотя женщин обычно не брали…
В масоны, правда, записывают теперь почти всех подряд. Д.П. Рябушинского тоже записали в справочнике (Серкова), а его только рекомендовали, а он, видно, все-таки по зрелому размышлению не вступил в эту «Северную Звезду» к Алданову, Маклакову и Жаботинскому. Молодец, удержался!
И все же интересно все это. И таинственно. И заманчиво как-то. Живете в таком окружении!!
Такие вот некоторые мои краеведческие впечатления от вашего города.
Спасибо за внимание!
М.Дроздов
Вернуться назад
